Сергей Пепеляев: "Российское право должно стать более комфортным"

Количество налоговых споров сокращается, но без работы юристы, защищающие налогоплательщиков в судах, не останутся. Поскольку предмет спора все чаще перемещается от нюансов применения налогового законодательства в производственную плоскость. Налоговые органы углубляются в технологии, чтобы понять, как следует облагать те или иные стадии и процессы производства.

Об этом и о многом другом в интервью Российскому агентству правовой и судебной информации рассказывает признанный эксперт в области налогового права, управляющий партнер юркомпании "Пепеляев Групп" Сергей Пепеляев. Этой публикацией РАПСИ открывает рубрику "Юридический бизнес".

Финансы – выбор случайный

- Сергей Геннадьевич, как получилось, что вы выбрали профессию юриста? В те годы она была ведь не так популярна, как сейчас.

- Выбор пути – очень сложная задача для школьника. Мне нравится западная система образования, когда молодые люди идут после школы в университет, три года изучают общие для всех предметы, а потом уже осознанно выбирают себе специализацию. Я вспоминаю себя-десятиклассника, это было мучение: куда пойти учиться, у меня не было никаких предпочтений, а все предметы давались одинаково хорошо. Родители наставляли: иди в юристы, хорошая профессия, вот тетя юрист.

- А сами родители?

- Мама у меня работала в школе, папа – на железной дороге. Я поступил на подготовительные курсы МГУ, но в душе мечтал поступить в театральный институт, и даже подал документы во ВГИК. Но в последний момент забрал и отнес-таки на юрфак МГУ.

Учился на кафедре конституционного права. Тогда она называлась «государственного права и советского строительства». Это была самая продвинутая по тем временам кафедра. На ней работали яркие профессора, которые часто ездили за границу и привозили оттуда всякие «вредные» идеи.

Я готовился к преподавательской стезе, но, когда пришло время определяться с аспирантурой, на родной кафедре не оказалось места. А на «соседней» кафедре административного и финансового права нужен был аспирант, и меня туда порекомендовали. И так, достаточно случайно, я пошел заниматься финансовым правом. Диссертацию писал по финансово-правовому статусу личности, по сути, о налогообложении граждан. Как оказалось, все это было в струю: грянула перестройка, и в 1990 году я пошел работать в аудиторскую компанию, которая только создавалась.

- Это было первое место работы?

- Формально первым местом был юрфак, где я работал преподавателем, совмещая с учебой в аспирантуре. В 1989-м родился первый ребенок, надо было как-то зарабатывать, и тут мне посчастливилось – коллега порекомендовал в аудиторскую фирму. Сейчас это очень известная, большая консалтинговая группа ФБК, а тогда была аудиторская фирма "Контакт", которая помещалась в двух комнатушках.

Очень хорошо помню свое первое задание. Я первый день пришел на работу, а мне говорят: завтра будет встреча с председателем союза театральных деятелей (СТД) СССР Кириллом Лавровым, надо с ним обсудить вопрос о проведении аудита СТД. Я должен был подготовить договор. Что такое договор, я, конечно, знал, но что такое аудит, представлял смутно. В итоге, конечно, справился – договор был подписан.

Я начал работу в компании, по сути, совмещая два направления – был и инхаус-юристом, обслуживал внутренние интересы компании, готовил договоры с клиентами, и консультантом.

По мере того, как компания росла, я больше и больше шел по линии консультирования. В конечном итоге в ФБК сформировался департамент налогов и права, который я возглавил. Стал одним из участников компании. Профессиональный рост я прежде всего связываю с нею. И благодарен тем коллегам, с которыми пришлось тогда работать.

- Аудит - не совсем то, чем вы сейчас занимаетесь?

- Это было одно из направлений, тогда же появился консалтинг, тогда же – первые судебные проекты, связанные с защитой прав налогоплательщиков и не только – дела о собственности, о недвижимости. Приходилось заниматься разными проектами – и приватизацией, и созданием компаний. Но мой личный опыт сложился в основном в сфере налогов. Во многом из-за того, что у меня был мой аспирантский бэкграунд. Я начал писать статьи, книжки, вышел учебник.

- Адвокатура, видимо, вам менее интересна, чем теория налогового права?

- Я бы так не сказал. Одно без другого невозможно. Буквально сегодня я закончил книжку, которая называется «Возмещение расходов на представителей в арбитражных судах». Я бы не назвал себя ни сугубым теоретиком, ни сугубым практиком. Я вообще не знаю, кто я сейчас по роду деятельности. Управляющему партнеру приходится совмещать много разных задач и направлений.

Hewlett-Packard и "Большевичка"

- Как пришли к мысли начать собственное дело?

- Постепенно появилось понимание, что юристы в аудиторской фирме на вторых ролях. Объективно разная экономика, разные задачи, разное понимание происходящего. Тогда и было решено создать отдельную юркомпанию.

- Так появились "Пепеляев, Гольцблат и партнеры". Андрей Гольцблат тогда тоже был известным адвокатом?

- Нет, Андрей был главным юристом в компании Mars. А я вел ее налоговые дела. Была у него и маленькая юрфирма. Познакомились мы еще в 1994 году, а в январе 2002 года по стечению обстоятельств я решил с ним объединиться. У меня было в фирме 65%, у него – 35%.

- Что представлял собой рынок юруслуг в начале 2000-х годов? Какие компании задавали тон?

- Тогда были уже некоторые иностранные компании. Скажем, Baker & McKenzie. Были и некоторые российские. Например, компания ЮСТ, которая в этом году отмечает 20-летие, "Юстина", ей тоже 20 лет.

- Рынок был поделен?

- Я бы так не сказал. Во-первых, рынок и сейчас находится в стадии становления. Во-вторых, он очень емкий и очень неоднородный. Есть московские компании, есть региональные, маленькие и большие. Есть 70-тысячная армия адвокатов. Рынок пестрый, еще много времени пройдет, прежде чем можно будет сказать, что он поделен. И будет ли он поделен – вопрос.

Шли ли мы в неизвестность? Я был к тому времени довольно известный на рынке юрист, автор ряда работ, много было успешных дел. Я, например, с большой теплотой вспоминаю Hewlett-Packard. Это были первые деньги, которые пришли в новую компанию, первый гонорар. Мы как раз заключили договор аренды офиса и думали, за счет каких денег платить арендную плату, и тут поступил аванс от НР за консультационные услуги.

- А самые памятные дела в судах?

- Больше 10 лет я и мои коллеги занимаемся вопросами компенсации судебных расходов. Мне кажется, это очень важная социальная тема. Бизнес страдает в первую очередь не от того, что его обижают недобросовестные контрагенты. Бизнес, прежде всего, страдает от госорганов. Доля споров с госорганами в судах очень высока, и в 1990-е, 2000-е годы количество таких споров, с теми же налоговыми органами, лавинообразно росло.

С одной стороны, как адвокату, можно было бы радоваться – без работы не останешься. Но с другой, понимаешь, что долго так продолжаться не может – ты как адвокат потеряешь работу, потому что бизнес перестанет приходить при таком климате, и что-то нужно делать. Было четкое понимание, что административными мерами ничего не добьешься.

Пока госорганы не начнут платить за свои безобразия, ничего не произойдет. Но как к этому двинуться? С одной стороны, в Конституции есть 53-я статья: ущерб, причиненный незаконными действиями госорганов, подлежит возмещению. Но она была в то время абсолютно недействующая. Надо было вдохнуть в нее жизнь. Помог счастливый случай.

Мы вели налоговое дело по фабрике "Большевик". Крупное дело, в его рамках даже в Конституционный суд (КС) ходили, отменяли статью закона об основах налоговой системы, которая устанавливала драконовские санкции. Когда мы выиграли, генеральный директор фабрики Яков Евгеньевич Иоффе спросил меня: вот мы вам заплатили гонорар, а не можем ли мы его взыскать с обидчика – налогового органа? Я говорю: с точки зрения Конституции можете, потому что это убыток, ваши затраты на восстановление нарушенного права, но с практической точки зрения – нет, потому что нет такой нормы в Арбитражном процессуальном кодексе, нет такой судебной практики, ее нужно создавать. Надо будет подать заявление о возмещении, проиграть дело в арбитражных судах, потом обратиться в КС и попытаться там снова найти правду. Слишком затратно, хотя перспектива есть. И он произнес золотые слова: "А я готов инвестировать в развитие в России правового государства".

- Это какой год?

- 2001-й. Мы прошли весь этот путь, и 20 февраля 2002 года вышло известное определение КС №22-О, в котором суд сказал, что расходы на оплату услуг представителя являются убытками, причиненными незаконными действиями госорганов, и такие убытки нужно взыскивать. После этого законодатель внес изменение в 110-ю статью АПК, ну и начала формироваться судебная практика.

Сейчас эта практика продолжает активно развиваться. 15 марта состоялось нашумевшее постановление президиума ВАС, где он подтвердил взыскание с налоговой инспекции затрат в размере 2,8 миллиона рублей, которые американская компания  Aelita Software Corporation заплатила нам за правовую помощь в суде. И еще несколько дел рассматривается в ВАС.

"У советских собственная гордость"

- Почему произошло расставание с Гольцблатом?

- Андрей специализируется на корпоративных сделках, и он посчитал, что большой перспективы в российской фирме для его направления нет. Клиенты предпочитают такого рода заказы делать международным юрфирмам. Он посчитал целесообразным присоединиться к английской фирме BLP.

- А у вас никогда не возникало подобного желания?

- Нет, такого не было по нескольким основаниям. Во-первых, у меня всегда было желание создать российский юридический бизнес. Потому что Россия – большая, великая страна с огромной экономикой и с еще большими амбициями в отношении развития экономики. Экономика не может существовать без инфраструктурных компаний, в том числе консалтинговых. Если эта инфраструктура не своя, а вся импортная в лице международных аудиторских, юридических, консалтинговых фирм, то это создает определенную угрозу для страны, лишает ее определенных перспектив, это не так безопасно. Мы видим по некоторым проектам и по некоторым делам, чьи интересы преследуют в большинстве случаев международные консультанты. Как сказал Маяковский, "у советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока".

Да и двигаться надо не в том направлении, чтобы помочь иностранным юристам выкачивать деньги из страны, быть пятой колонной и писать книжки о применении английского права к сделкам с российскими активами, а в направлении развития и совершенствования российской правовой системы. Российское право должно становиться более удобным, комфортным для отечественных бизнесменов.

Во-вторых, я думаю, есть сферы, которые традиционно должны реализовываться национальными фирмами – все отношения с регуляторами, властями.

В-третьих, необязательно международную практику выстраивать с помощью вхождения в иностранную фирму. Мы, например, являемся участниками двух глобальных международных юридических ассоциаций – TerraLex и Taxand. Они объединяют юрфирмы, которые остаются полностью самостоятельными, но соответствуют определенным стандартам – качества, сервиса, делопроизводства, даже внешнего вида – как выглядит офис и т.д. Что это дает? С одной стороны, большой поток обращений иностранных юрфирм с просьбой обслужить их клиентов здесь. Если иностранная фирма имеет какой-то интерес в России, она к кому обратится? К российской национальной фирме или международной, у которой есть офис в России? К российской. Потому что в противном случае этот клиент очень скоро станет клиентом международной фирмы и там.

С другой стороны, если у нас есть задача помочь нашему российскому клиенту за рубежом, мы без особого труда ее решаем. Недавний пример: у нашего клиента возникла необходимость создать СП в Венесуэле. Я обратился в юркомпанию из Венесуэлы, которая входит в ту же ассоциацию TerraLex. На следующий же день получил полную информацию о том, что нужно для того, чтобы создать СП, - какие документы, сколько это стоит, какой порядок. Так что есть несомненные преимущества и у того подхода, чтобы юрфирма развивалась как национальная. Мы знаем много примеров компаний, которые известны во всем мире, но остаются национальными – Slaughter & May, например, - известная, уважаемая, дорогущая.

- "Развод" с Гольцблатом прошел болезненно? Говорят, с ним ушло много ваших коллег.

- Да, 56 юристов. В то время у нас было около 200 юристов, четвертая часть. Конечно, было болезненно, но что ни делается, все к лучшему. Многие наши практики, которые при Андрее шли не шатко не валко, сейчас очень сильно укрепились. В первую очередь, практика таможенного права. Она у нас, без преувеличения могу сказать, лучшая или одна из лучших в России. Возглавляет ее Галина Баландина, которая руководила правовым управлением Федеральной таможенной службы, генерал-майор таможенной службы. Она же возглавляла департамент внешней торговли в Минэкономики. Процессы вступления в ВТО, развития Таможенного союза начинались как раз при ее активном участии. Сейчас эти процессы также идут при ее участии – ее по-прежнему привлекают в качестве эксперта к разработке нормативных документов в области таможенного права и внешнеэкономической деятельности.

У нас прекрасно реформировалась практика интеллектуальной собственности, ее возглавила Валентина Орлова, доктор юридических наук, которая возглавляла правовое управление Роспатента. Прекрасно выросла практика антимонопольного регулирования, ее возглавила Елена Соколовская, которая 7 лет проработала в правовом управлении ФАС. К нам пришли на работу несколько судей из арбитражных судов. Прекрасно развилась практика недвижимости и строительства, которая была признана в 2011 году одной из лучших в России. Из известной международной юрфирмы к нам пришла Юлия Бороздина, замечательный специалист с 15-летним опытом работы в области трудового и миграционного права.

Кроме того, так совпало, что это же был 2009 год – начало кризиса. Юркомпании на 30-40% сокращались, и в первую очередь сокращали свой корпоративный сектор – финансы, банки, недвижимость. И были вынуждены выплачивать выходные пособия. А нам этого не пришлось делать. У нас ушла команда из этого сектора. Мы тут же набрали новую команду. К нам пришла небольшая мобильная и очень профессиональная команда из международной фирмы Hannes Snellman – 10 человек. Нам на первый период было достаточно, чтобы выполнять работу. Сейчас этот блок вырос в 4 с лишним раза. В общем, не было бы счастья, да несчастье помогло.

- А что это был за странный спор в суде из-за домена goltsblat.ru? Было похоже на PR-акцию.

- Это PR-акция, скорее всего, наших коллег, потому что никакого спора не было. Домен был зарегистрирован за нашей компанией, стоял на балансе нашей компании. Соответственно все, что нужно было сделать компании GoltsblatBLP, - купить этот знак. Они решили устроить PR-акцию, подали в суд. Мы в суде сказали, что собственно не спорим – купите этот знак и забирайте его себе. И продали по его красной цене, за какие-то копейки.

"Не стратегия, а образ жизни"

- У вашей компании особая стратегия на юридическом рынке – вы много занимаетесь научной, теоретической работой, проводите научно-практические конференции.

- Это не стратегия, это образ жизни. У нас 27 юристов имеют ученую степень – кандидаты и доктора наук. Многие преподают. У нас, например, в полном объеме работает кафедра финансового права юрфака МГУ. Марина Ивлиева, завкафедрой, - партнер нашей компании. Доценты Иван Хоменушко, Денис Щекин, – старшие партнеры. Преподаватель Елена Овчарова руководит практикой административно-правовой поддержки бизнеса. Она член экспертного совета Верховного суда РФ, один из авторов административного кодекса. Есть коллеги, преподающие в МГИМО, ВШЭ, Финансовой академии и т.д. Сейчас некоторые юрфирмы превратились в мощные научные центры. Основная научная продукция производится фирмами.

- Кого бы вы в этом смысле выделили?

- Я бы назвал еще одну юрфирму, которую высоко ценю, это компания из Екатеринбурга "Налоги и финансовое право" Аркадия Брызгалина. Он тоже чрезвычайно много уделяет внимания науке и развитию практики.

Мы издаем два журнала: "Налоговед" издается 9 лет, вышел 100-й номер, по сути, единственный в России юридический журнал о налогах, второй – "Конкуренция и право", посвященный антимонопольной тематике.

Издаем несколько ежегодных сборников. Мы проводим в течение года три международные конференции. Одна – по антимонопольной тематике, другая – налоговое право в решениях конституционного суда, третья – налоговое право в решениях арбитражных судов.

- Это способствует продвижению бизнеса или, наоборот, только средства отвлекает?

- Это, конечно, отвлекает очень много денег. Но нашим клиентам нужны эксперты, а не юридические поденщики. Да и задача не только в продвижении бизнеса, но и в развитии правовой системы, в которой ты живешь и работаешь. На конференциях обсуждаются очень важные вопросы, обстоятельно, академически. Потом радуешься, когда суд это воспринял и в каких-то решениях отразил. Мы издаем много тематических книг – по интеллектуальной собственности, по недвижимости, трудовому праву… И для клиентов есть польза, конечно. Мы ведь их проблемы стараемся теоретически осмыслить и предложить варианты решений.

Налоговики забуриваются в технологии

- Статистика говорит, что количество налоговых споров в судах снизилось. Считается, что благодаря внедрению процедуры досудебного обжалования решений налогового органа и стабильности законодательства в этой сфере. Ваше мнение?

- О снижении числа налоговых споров в суде можно судить даже по численности судей. Если в 2008 году в Арбитражном суде Москвы было 35 судей, рассматривающих налоговые споры, то сейчас их только 10. Произошло это по разным причинам. Одна из них – развитие досудебной стадии урегулирования споров. А почему она стала возможна? Когда появилась угроза, что налоговые органы будут платить за безобразия, у них возник вопрос: как бы пореже ходить в суд? Налоговики решили попробовать в рамках системы снимать часть споров. Статистика такая: по числу поступающих жалоб в вышестоящие органы удовлетворяется около 44%: половина - полностью, половина - частично, по суммам - около 25% снимаются в вышестоящих налоговых органах.

Если же посмотрим, какой процент споров выигрывают налогоплательщики в судах, то особого снижения не наблюдаем. В прошлом году налогоплательщики выиграли 63% дел. Это говорит о том, что апелляционная система в ФНС хотя и работает, но не все пока получается.

- Но, наверное, по мере выработки правовых позиций ВАС РФ по налоговым спорам и в случае, если не будут меняться налоговые законы, число этих споров будет сокращаться?

- Проблема вот в чем. В конце 1990-х-начале 2000-х годов основные споры были связаны именно с налоговым законодательством: как понимать ту или иную норму, как ее толковать. А сейчас основные споры в налоговой сфере связаны с отраслевым законодательством. Налоговики начинают толковать не нормы Налогового кодекса, а нормы, регулирующие производственную деятельность, и на этой основе доначислять налоги.

Например, в прошлом-позапрошлом годах прокатились дела с участием практически всех операторов сотовой связи. Налоговики рассматривали вопрос, что такое терминация трафика и какое это значение имеет для налогообложения. В прошлом году с участием нашей компании был выигран важный для нефтегазовой отрасли спор, который касался забурки боковых стволов скважин. Что такое эта забурка – капитальный ремонт скважины или текущий ремонт, или реконструкция? Это ведь не налоговый вопрос, но имеющий налоговые последствия.

Буквально недавно тоже с нашим участием прошло прецедентное дело компании Leroy Merlin, где рассматривался вопрос о ретроспективных скидках, которые торговые сети предоставляют поставщикам товаров. Здесь тоже налоговики внедряются в технологию торговой деятельности – нужны такие скидки или не нужны, почему вы их даете. Проблема сейчас в основном в этом. То, что в налоговое законодательство неактивно вносятся поправки, совершенно не означает, что количество споров замораживается.

- Значит, когда налоговики изучат все технологические вопросы, тогда число споров снизится.

- Это невозможно. Потому что технологии постоянно развиваются. И здесь, кстати, затрагивается важная тема – тема экономического и технического прогресса. Новаторы страдают от налоговиков сильнее, чем те, кто действует по устоявшимся понятным технологиям.

В других странах эта проблема решается с помощью предварительных налоговых согласований. Налогоплательщики имеют право до начала совершения какой-то сделки или реализации проекта раскрыть всю информацию налоговому органу. Налогоплательщик говорит: я собираюсь совершить такую-то необычную сделку, хочу сыграть в открытую, – чтобы мы заранее обсудили все условия налогообложения моих будущих доходов.

Налоговый орган в ответ выпускает рулинги – предварительные разъяснения. Особенно активно этим пользуются иностранные инвесторы, которые приходят в чужую страну и хотят быть уверены, что инвестиции не пропадут. У нас этот вопрос пока только обсуждается. Первый шаг сделан в новом законе о трансфертном ценообразовании, который вступил в силу с 1 января 2012 года. Он предусматривает, что можно заключить с налоговым органом предварительное соглашение о ценах: если я буду продавать по такой цене, у налогового органа не будет ко мне претензий.

Пока это ограниченное применение в узкой сфере. Минфин сопротивляется более широкому применению, говорит: вы породите целую систему коррупции, потому что такие рулинги будут покупать. Я на это возражаю. Мне кажется, гораздо больше коррупция в ситуации, когда налоговики говорят: мы вам не скажем, как вы будете облагаться, ждут три года, а потом приходят и доначисляют. Налогоплательщику некуда деться: у него и недоимка, и штраф, и пени, и еще угроза уголовного преследования. Отказ от внедрения института рулингов, наоборот, порождает большую коррупцию.

Седовласые академики и российские споры в Лондоне

- Вы участвовали в подготовке законопроекта с поправками в Гражданский кодекс РФ. Как вам итоговый вариант?

- С одной стороны, он учел целый ряд тех моментов, на которых настаивала рабочая группа с участием больших отечественных юрфирм, в которой участвовала и наша компания. Эти моменты касались следующего вопроса. Мы как российские юристы заинтересованы в том, чтобы большее число сделок совершалось здесь, в России, по российскому праву. Если хотите, у нас есть свой коммерческий интерес. А сейчас мы наблюдаем ситуацию, когда иностранные фирмы, английские в первую очередь, формируют у себя огромные российские отделы по обслуживанию российских споров в Лондоне. Поэтому мы предложили включить в ГК инструменты, которые модернизируют его, делают его более удобным с точки зрения совершения крупных сделок в корпоративном секторе, с недвижимостью и т.д.

Кроме того, наше законодательство, в том числе гражданское, наследует дух советского времени с его патернализмом, когда государство относится к своим гражданам как к малым детям: вы сами не знаете, что вам на благо, поэтому я должно вас поставить в рамки от «а» до «я», чтобы вы не дай Бог не свалились в лужу-канаву.

Так и в гражданском законодательстве. Несмотря на то, что мы все учили в университете, что главный принцип в гражданских правоотношениях – принцип диспозитивности, когда стороны сами формируют свои отношения, на самом деле большинство норм в ГК императивны. Это тяжелое наследие советского правосознания.

- Разве плохо, если государство позаботится о своих гражданах как о слабой стороне в отношениях с бизнесом?

- А что такое государство? Государство – это люди. Они что, умнее, чем мы с вами? Да они такие же. А в некоторых случаях и менее профессиональны.

- В данном случае профессора Маковский и Суханов, предложившие в ГК нормы, защищающие граждан, я думаю, умнее, например, меня.

- Ну, наверное. Они и мои учителя, я не хочу сказать ничего неуважительного о них. Но они не государство, они – профессора Маковский и Суханов. Я говорю об идеологии патернализма, которая, я думаю, и ими в какой-то степени впитана в те времена.

А во-вторых, Маковский и Суханов в своем мире живут и по-своему видят задачи ГК, по-своему видят отношения, которые он регулирует. Традиционно ГК рассматривался как закон, регулирующий отношения с участием граждан. Опыта в предпринимательской сфере, понимания нужд крупной экономики, создающей основы благополучия страны, у моих уважаемых учителей, как мне кажется, недостаточно. А мир-то гораздо шире и разнообразней, и нельзя принимать такого рода акт на основе доктринальных позиций, без учета конкуренции правовых систем и необходимости жестко отстаивать национальные интересы. Закон – это политико-правовое явление. При его разработке в первую очередь следует руководствоваться национальными интересами, во-вторую – международными обязательствами и только в третью – доктриной.

Поэтому мы настаивали на том, чтобы все были услышаны, в том числе, чтобы был услышан голос практикующих юристов и бизнеса. Я не думаю, что наш опыт в чем-то уступает опыту седовласых академиков, он просто другой.

Кое-что из этой практики было учтено и внесено в проект. Мне посчастливилось в прошлом году принимать участие в совещании у президента Медведева, я докладывал нашу позицию, и тогда президент очень мудро поступил: не стал передавать кодекс в Госдуму, а еще отправил проект на доработку.

Но все равно в нынешнем законопроекте я вижу много норм, принятие которых нельзя допустить. Например, ГК предусматривает, что все сделки с недвижимостью подлежат нотариальному заверению. Можно допустить это в отношении бытовых сделок между гражданами. А что это означает для строительных компаний, которые в массовом порядке продают квартиры? А что это значит для миллиардных корпоративных сделок? Если в проекте ГК есть "ляпы" такого рода, то не следует ли внимательнее приглядеться и к иным его положениям?

- Строительным компаниям, может, и не нравится, но норма нацелена, видимо, на то, чтобы не было обманутых дольщиков.

- Нет, конечно. Разве нет известных из СМИ схем обмана граждан, где участвуют и нотариусы и судьи? Это приведет лишь к необоснованному обогащению нотариусов. Именно нотариальное лобби продавило эту поправку.

Далее. Вопрос о создании обособленных подразделений компаний – филиалов и т.д. Если раньше это совет директоров решал, то в проекте ГК – общее собрание. А как быть крупнейшим нефтяным компаниям, которые являются кормильцами нашей страны, где тысячи миноритариев? А вопрос создания филиала – оперативный вопрос. И каждый раз нужно собрать собрание? Это невозможно – чтобы решить оперативный вопрос бизнеса, собирать общее собрание.

Вопросы, связанные с временным титулом на земельные участки. Скажем, нефтяная компания получает участок, бурит скважину и не обнаруживает там ничего. Ей больше этот участок не нужен. А кодекс предусматривает его закрепление минимум на 50 лет.

Или возьмем ряд норм, которые повлекут необходимость переоформления прав на земельные участки. Есть компании в сфере добычи полезных ископаемых, у которых по несколько тысяч земельных участков. И последние 10 лет они перерегистрировали права собственности. И теперь опять появится необходимость заниматься переоформлением.

Поэтому я говорю: написали Кодекс – честь вам и хвала, но теперь не надо его в кавалеристском режиме принимать, не надо говорить, что он замечательный и всеми расцелованный. Я боюсь, что никто не заглянул чуть дальше: как на грешной земле все это будет работать. Я вижу, что некоторые его нормы – это палки в колеса динамичному развитию бизнеса, это лишние затраты и новые коррупционные возможности.

- Сергей Геннадьевич, напоследок пару блиц-вопросов о жизни вне работы. Ваше хобби?

- Путешествия. Люблю экзотические путешествия: Папуа-Новая Гвинея, Бутан, Тибет. Люблю Непал, Армению, Грузию.

- Что насчет спорта? Футбол?

- Футбол – нет. Если только акваланг. Погружался на Красном море, в Индонезии, на Галапагосских островах. Зимой – горные лыжи. Для этих целей больше всего нравится Австрия.

- Искусства?

- Театр. Был на всех премьерах Большого театра в этом году. Являясь членом попечительского совета фонда "Музеи Кремля", посещаю различные уникальные выставки.

- У вас есть какой-нибудь жизненный девиз?

- Да какой девиз… Живи, как живешь, и поступай, как тебя учили папа с мамой.