Ключевые подходы Суда ЕАЭС в области конкуренции

Конституционализация отраслей права порой происходит после того, как граждане или компании в поисках справедливости обращаются в высшие судебные инстанции. Международные суды также вправе давать заключения по запросам органов стран — участников межгосударственных объединений. Такое полномочие есть и у Суда ЕАЭС. Айдар Султанов, руководитель представительства «Пепеляев Групп» в Республике Татарстан, предлагает проанализировать шесть правовых позиций этого суда по ключевым вопросам защиты конкуренции.

Суд ЕАЭС согласно ст. 72 его Регламента, утвержденного Решением Высшего Евразийского экономического совета от 23.12.2014 № 101 (далее — Регламент), может осуществлять судопроизводство по заявлениям о разъяснении. Оно включает в себя подачу такого заявления, иных документов и материалов, относящихся к обозначенному вопросу, либо заверенных копий таких документов и материалов, а также подготовку судом консультативного заключения, но не предусматривает возможности направления преюдициального запроса национальными судами.

Ряд правовых позиций Суда ЕАЭС в сфере конкуренции были сформулированы при рассмотрении заявления Министерства юстиции Республики Беларусь о разъяснении положений ст. 74, 75, 76 Договора о ЕАЭС от 29.05.2014 (далее — Договор) на предмет возможности установить в национальном законодательстве иные критерии допустимости вертикальных соглашений.

Большая коллегия Суда ЕАЭС (далее — Коллегия) обратила внимание на то, что правовое регулирование защиты конкуренции на национальных рынках установлено ст. 75–76 Договора посредством закрепления общих принципов и правил, которые могут быть развиты в законодательстве государств-членов.

Коллегия указала, что общие правила конкуренции обладают прямым действием и должны непосредственно применяться государствами-членами как нормы, закрепленные в международном договоре (Консультативное заключение Суда ЕАЭС от 04.04.2017 № СЕ-2-1/1-17-БК «О разъяснении положений статей 74, 75, 76 Договора о Евразийском экономическом союзе от 29.05.2014»). Как было отмечено, «национальное законодательство может содержать дополнительные требования, ограничения и запреты по отношению к установленным общим подходам (п. 3 ст. 74 Договора)».

Коллегия также оперировала принципом правовой определенности. По ее мнению, установление в национальном законодательстве правила, что доля хозяйствующего субъекта должна анализироваться на любом товарном рынке, будет означать следующее: нарушение правил конкуренции на одном товарном рынке может повлечь наступление ответственности при осуществлении предпринимательской деятельности на другом, на котором хозсубъекты действуют добросовестно. Последнее, как полагает Коллегия, не отвечает принципу правовой определенности и предоставит государственным органам неограниченную дискрецию при контроле за соблюдением антимонопольного законодательства, а также возложит на хозсубъектов обязанность по структурированию своей деятельности таким образом, чтобы не занимать более определенного процента любого товарного рынка, что не соответствует основным целям ЕАЭС согласно ст. 4 Договора.

В Консультативном заключении Суда ЕАЭС от 18.06.2019 № СЕ-2-1/2-19-БК «По заявлению Национальной палаты предпринимателей Республики Казахстан „Атамекен“ о разъяснении положений ст. 74, 76 Договора о Евразийском экономическом союзе от 29.05.2014 и п. 2 и 5 Критериев отнесения рынка к трансграничному, утв. Решением Высшего Евразийского экономического совета от 19.12.2012 № 29» (далее — Консультативное заключение) был применен принцип non bis in idem. Коллегия разъяснила, что в случае привлечения к ответственности хозсубъекта за нарушение общих правил конкуренции и наложения санкций одновременно решениями уполномоченного органа государства-члена и ЕЭК отмене подлежит то решение, которое нарушает компетенцию.

Из Консультативного заключения

«В силу подп. 1 п. 50 Статута Суд при осуществлении правосудия, которое включает и предоставление консультативного заключения, применяет общепризнанные принципы и нормы международного права. При вынесении судебного акта Суд основывается на общих конституционных традициях государств — членов Союза, а также международных соглашениях о защите прав человека.

Применение данного подхода при пресечении нарушений общих правил конкуренции означает невозможность для лица одновременно быть подвергнутым ответственности за совершение одного и того же деяния решениями Комиссии и уполномоченного органа государства-члена non bis in idem.
В таком случае обращение к принципу non bis in idem и обязанность добросовестного исполнения положений права Союза о разграничении компетенции влекут отмену решения, принятого с нарушением требований Договора о разграничении полномочий между Комиссией и национальными органами».

При рассмотрении дела ЗАО «Дельрус» и товарищества с ограниченной ответственностью «Дельрус РК» Суд ЕАЭС применил принципы правовой определенности и процессуальной эффективности (Решение от 18.10.2021 «Об отмене Решения Коллегии Суда Евразийского экономического союза от 14 апреля 2021 г. по делу по заявлениям закрытого акционерного общества „Дельрус“ и товарищества с ограниченной ответственностью „Дельрус РК“ о признании п. 2 Решения Коллегии Евразийской экономической комиссии от 22 декабря 2020 г. № 178 „Об исполнении решения Апелляционной палаты Суда Евразийского экономического союза от 6 ноября 2020 г.“»).

Как указал суд, по общему правилу одно из средств защиты хозяйствующих субъектов, действующих на трансграничном рынке ЕАЭС, — соответствие функционирования Комиссии принципу правовой определенности и процессуальной эффективности. Эти принципы налагают ограничение на властные публичные органы. В частности, правом союза установлены пресекательные сроки в отношении действий органов, проводящих расследование, и ненормативных актов (решений) органов союза, завершающих расследование, равно как и в отношении актов и действий, направленных на исполнение решений Суда ЕАЭС. Из ответов уполномоченных органов государств-членов следует, что подобные пресекательные сроки есть в антимонопольном законодательстве всех стран союза.

Иногда важные правовые позиции Суда ЕАЭС проявляются в ходе рассмотрения доводов участников разбирательств в суде.
Примером может послужить Решение от 12.07.2023 «О признании Решения Коллегии Евразийской экономической комиссии „О наличии нарушения общих правил конкуренции на трансграничных рынках“ от 17 января 2023 г. № 8 не соответствующим Договору о Евразийском экономическом союзе от 29 мая 2014 г. и международным договорам в рамках Союза».

Суд ЕАЭС отметил, что Решение Коллегии ЕЭК от 17.01.2023 № 8 «О наличии нарушения общих правил конкуренции на трансграничных рынках» (далее — Решение № 8) не конкретизирует вопросы наличия вины предполагаемых нарушителей, причинно-следственной связи, ущерба.

Суд посвятил вопросу вины буквально одно предложение, но Евразийская экономическая комиссия не согласилась с решением и подала жалобу в апелляционную инстанцию, предложив более подробно рассмотреть эту проблему.

В жалобе было указано, что, по мнению ЕЭК, вина истцов отражена в п. 1 Решения № 8 и описание признаков нарушения общих правил конкуренции на трансграничных рынках является достаточным: действия (бездействие) истцов, которые вводили и (или) могли вводить в заблуждение потребителей на трансграничном рынке комплекса услуг в отношении характера, способа и места оказания, потребительских свойств, качества и количества таких услуг или в отношении их производителя.

Апелляционная палата Суда ЕАЭС в Решении от 20.11.2023 (далее — Решение Апелляционной палаты) оценила этот довод и также использовала общие принципы.

Из Решения Апелляционной палаты

«Не соглашаясь с позицией Коллегии Суда в части отсутствия конкретизации вины нарушителей в Решении № 8, Комиссия свела свою аргументацию о вине истцов только к доказанности самих фактов нарушения соответствующей нормы ст. 76 Договора. 9 Апелляционная палата Суда не принимает вышеуказанный довод Комиссии и считает обоснованной позицию Коллегии Суда в этой части в силу следующего. Признавая то, что в праве Союза в области антимонопольного регулирования напрямую не упоминается об обязанности устанавливать вину, как и не говорится о презумпции невиновности, обращается внимание и на то, что в праве Союза нет прямого указания на возможность квалифицировать действия хозяйствующего субъекта в качестве нарушения без доказательства вины.

С позиции Апелляционной палаты Суда, вина является необходимым элементом общего понятия состава правонарушения, наличие которой служит предпосылкой возложения юридической ответственности.

Решение № 8 по своей правовой природе является индивидуальным актом, в котором должен устанавливаться состав правонарушения, для последующего применения мер принуждения, предусмотренных Договором и международными договорами в рамках Союза.
Следовательно, вопрос вины должен включаться в предмет доказывания, а презумпция невиновности, как ведущий принцип, являться стандартом оценки доказательств».

В Решении Апелляционной палаты вопрос вины рассмотрен вначале как материально-правовой принцип, не допускающий привлечения к ответственности без вины. Аксиома о недопустимости безвиновной ответственности весьма удачно выражена Рудольфом Иерингом: «Без вины никакой ответственности за деяние, то есть никакой обязанности к возмещению вреда. Не вред обязывает к возмещению вреда, но вина. Простое положение, такое же как для химика — что горит не свет, а кислород в воздухе» Иеринг Р. Составляющая вины в римском частном праве // Правоведение. 2023. Т. 67. № 2. С. 216–257. URL: https://doi.org..

В Гражданском кодексе РФ установлен запрет на использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также на злоупотребление доминирующим положением на рынке. Можно утверждать, что нарушение такого запрета — разновидность шиканы. Российские классики справедливо отмечали, что «намерение причинить зло, animus nocendi является непременным и единственно надежным критерием шиканы. Там, где такое намерение отсутствует, естественно, исчезает и основание для ответственности» Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 2003. С. 120.. Таким образом, наличие вины — необходимый элемент состава нарушения норм антимонопольного регулирования, без которого правонарушения не существует.

Содержание общей доктрины презумпции невиновности выражено в праве на защиту, праве хранить молчание и не свидетельствовать против самого себя, в распределении бремени доказывания, запрете основывать решение государственного органа и (или) суда на предположениях, в том, что неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в его пользу.

Соответственно, с процессуальной точки зрения презумпция невиновности не только ведущий принцип, но и основополагающий стандарт оценки доказательств. Вопрос вины должен обязательно включаться в предмет доказывания, причем бремя доказывания ложится на антимонопольный орган Султанов А.Р. Арбитражные суды и презумпция невиновности в антимонопольных разбирательствах // Вестник гражданского процесса. 2023. Т. 13. № 4. С. 49–67..

Презумпция невиновности требует, чтобы вопрос вины был и предметом доказывания, и содержался в акте обвинения, поскольку обвиняемый в совершении антимонопольного правонарушения должен знать, от чего ему защищаться. Презумпцию невиновности невозможно обеспечить, если субъект не знает, в чем именно его обвиняют Шаститко А.Е., Дозмаров К.В. Экономические аспекты обеспечения презумпции невиновности в антимонопольном (ли?) праве // Закон. 2022. № 8. С. 93–107..

В Решении Апелляционной палаты были выражены и другие важные правовые позиции. В частности, об исчислении сроков давности.

Как отметила Апелляционная палата, согласно абз. 1 п. 12 Методики расчета и порядка наложения штрафов за нарушение общих правил конкуренции на трансграничных рынках, утвержденной Решением Совета ЕЭК от 17.12.2012 № 118 (далее — Методика), решение о прекращении рассмотрения дела о нарушении выносится по истечении трех лет со дня его совершения. Следовательно, началом для исчисления срока привлечения к ответственности является день совершения нарушения.

В соответствии с абз. 1 п. 13 Методики при длящемся нарушении указанный срок начинает исчисляться со дня, когда нарушение было обнаружено.

Апелляционная палата не согласилась с доводом Комиссии, что днем обнаружения нарушения следует считать день вынесения Коллегией ЕЭК решения о наличии нарушения общих правил конкуренции на трансграничных рынках. При таком подходе лишается смысла установленный правом ЕАЭС (п. 12 Методики) трехлетний пресекательный срок.
Кроме того, Апелляционная палата поддержала вывод Коллегии Суда о том, что невыяснение Комиссией фактических данных о конкретных временных периодах нахождения публикаций на сетевых ресурсах истцов исключает квалификацию нарушений как длящихся по смыслу п. 13 Методики, а течение трехлетнего пресекательного срока со дня обнаружения нарушения подлежит исчислению для каждого истца индивидуально исходя из конкретной даты размещения ими соответствующей информации в сетевых ресурсах.
По мнению Апелляционной палаты, «Комиссии надлежало доказать, что по состоянию на дату вынесения определения о возбуждении и рассмотрении дела со стороны истцов продолжалось нарушение общих правил конкуренции в форме недобросовестной конкуренции, то есть информация о наличии исключительных прав на программу сертификации публичного бухгалтера CIPA/CPA/CPA EURASIA была опубликована в сети „Интернет“. ЕЭК не представила соответствующих доказательств».

При таких обстоятельствах Коллегия Суда правильно определила в качестве дня совершения нарушений даты последних публикаций истцов:

• для ТОО «ЕСИПБ» 13 сентября 2019 г.;
• для учреждения «СИПАЕН» 3 августа 2017 г.;
• для ПОБ «ППБ РК» 29 июня 2017 г.;
• для ПАО «ИПБИАК» 23 июня 2017 г.

Учитывая, что обжалуемое Решение № 8 принято 17 января 2023 г., Апелляционная палата сочла обоснованным вывод Коллегии Суда о пропуске Евразийской экономической комиссией срока давности привлечения истцов к ответственности за нарушение общих правил конкуренции.

Этот подход сходен с правовыми позициями Конституционного Суда РФ, сформулированными в Постановлении от 13.07.2010 № 15-П.

Позиция КС РФ

«Обусловливая начало течения срока давности привлечения к административной ответственности принятием решения об отказе в возбуждении уголовного дела или о его прекращении, то есть ставя его исчисление в зависимость от правоприменительных действий и от решений, принимаемых в рамках расследования по уголовному делу (которое может приостанавливаться, сроки которого могут продлеваться, причем неоднократно), данная норма позволяет фактически увеличивать срок давности привлечения к административной ответственности на неопределенное время.

Таким образом, ч. 4 ст. 4.5 КоАП РФ — в той мере, в какой содержащаяся в ней норма позволяет в случаях отказа в возбуждении уголовного дела или прекращения уголовного дела, но при наличии в действиях лица признаков административного правонарушения исчислять срок давности привлечения к административной ответственности не со дня совершения (обнаружения) правонарушения, а со дня принятия решения об отказе в возбуждении уголовного дела или о его прекращении, — противоречит вытекающим из ст. 17 (ч. 1), 19 (ч. 1) и 55 (ч. 3) Конституции РФ принципам правовой определенности, справедливости, равенства и соразмерности ограничений, вводимых в сфере административной ответственности, конституционно значимым целям».

Выводы Суда ЕАЭС о том, что сроки по длящимся правонарушениям нельзя считать с момента вынесения решения, будут полезны и для российского права. В настоящее время в КоАП РФ реализован подход, который продвигала Евразийская экономическая комиссия и который Суд ЕАЭС признал лишающим смысла трехлетний пресекательный срок.

Суд Евразийского экономического союза рассматривал вопрос об обязательности правовых позиций. В частности, в Решении Апелляционной палаты Суда ЕАЭС от 14.03.2023 № С-6/22/СЕ-1-2/3-22-КС, которым оставлено Решение Коллегии Суда ЕАЭС от 08.12.2022 с дополнением без изменения, апелляционная жалоба — без удовлетворения.
Апелляционная палата, согласившись с доводами заявителя, подчеркнула, что в ст. 6 Договора, озаглавленной «Право Союза», отсутствует понятие судебного прецедента (от лат. praecedens — «предшествующий») как источника права.

В то же время Суд ЕАЭС указал следующее.

Из Решения Апелляционной палаты
«Согласно ст. 19 Договора Суд является постоянно действующим судебным органом Союза. Пункт 2 Статута Суда устанавливает целью деятельности Суда обеспечение единообразного применения государствами-членами и органами Союза Договора, международных договоров в рамках Союза, международных договоров Союза с третьей стороной и решений органов Союза. Согласно „Словарю русского языка“ под редакцией А.П. Евгеньевой „единообразие“ означает „устройство по одному образцу“. В связи с этим взаимосвязанное прочтение нормы п. 2 Статута Суда в сочетании с формулировкой пп. 103 и 111 Статута Суда позволяет сделать вывод, что Суд обеспечивает единообразное понимание и толкование норм права Союза и повторяет его в схожих обстоятельствах вне зависимости от предмета и сторон спора, то есть предписывает единообразное понимание, толкование и применение норм права Союза по определенному образцу. При этом отсутствие идентичности обстоятельств (отсутствие преюдициальности) не имеет значения для формирования позиции по единообразному пониманию и применению права (нормоконтроль). Таким образом, правовые позиции Суда, излагаемые в решении, становятся единообразными (приобретают характер предшествующего образца).

Отсюда следует, что решения Комиссии, признанные Судом не соответствующими Договору и международным договорам в рамках Союза, должны быть приведены в соответствие с правом Союза „без ущерба“ для единообразия, установленного Судом».

Таким образом, Суд Евразийского экономического союза, не называя судебные акты прецедентами, признал свои правовые позиции обязательными с целью единообразного понимания и применения права.

Источник: «Конкуренция и право»